Книга Как до Жирафа 2. Сафари на невесту  - Маргарита Ардо

– Вы удивительная девушка, Катя! – мягко произнёс Гига.

– Очень, очень обычная, – поторопилась ответить я. – Местами неуклюжая, местами глупая. Меня тут нельзя было точно одну оставлять, потому что наверняка бы что-нибудь разбилось, особо ценное! Я даже на работе оторвала дверцу от холодильника, представляете?

Он рассмеялся умилённо, словно это было лучшее, что он слышал в своей жизни. А я же не этого хотела. Хм…

– Так что там за квеври, расскажите мне всё! – сказала я и повесила ему на сгиб руки пиджак. – Прошу вас.

Гига вернул пиджак на мои плечи, и как ни в чём не бывало, продолжил:

– Вино в квеври делают по старинному рецепту, истинно грузинскому. Так производили до революции ваши предки. Вы же знаете, что Кавсадзе – княжеская фамилия, и у них были свои виноградники. Потом в советские времена рецептура тоже сохранилась. Ваша бабушка даже начинала технологом на советском винзаводе, доработала до замдиректора. Но мы отвлеклись. О квеври… В отличие от современных производств, сюда виноград давят со жмыхом, с косточками, целыми гроздьями. Оттого вино приобретает более терпкий, танинный вкус и удивительный букет. Два месяца его мешают каждый день, а потом герметично закрывают и оставляют на всю зиму, до мая. Осадок постепенно уходит на дно, а на поверхности остаётся чистое вино, которое даже фильтровать не нужно.

– Сладкое? – спросила я. – Киндзмараули?

– Нет, в квеври только сухое. Вот тут Мукузани. Качество исключительное! Рецептура полностью соблюдается с 1888 года… – Гига не рассказывал, а будто песню пел.

Было интересно. Однако, увы, никто не ехал. Я поглядывала на часы и теребила ручки сумочки. Разве долго добираться от Тбилиси до Мцрели? Мы за два с половиной часа доехали с учётом прогулки в монастырь. Куда же все пропали? Ни бабушки, ни Андрюши… И холодно.

Гига рассказывал долго и с упоением, как настоящий фанат своего дела. Я внимательно слушала, спрашивала, как студентка на лекции, – надо запомнить побольше, бабушке будет приятно. Правда, отчего-то Гиге это тоже казалось приятным, и в глазах его появился непонятный блеск. Потом мой экскурсовод шмыгнул носом. Ах, это он замёрз!

– Заберите пиджак! – потребовала я. – Вы простудитесь!

– Ни за что! Я мужчина!

– Любой мужчина тоже может простудиться.

– Любой мужчина может. Я – нет, – с лёгким возмущением сверкнули глаза красавца.

Ох, все люди, как люди, а тут одни джигиты… Я осмотрелась, в голову пришла мысль.

– Знаете, Гига, когда Атоса из «Трёх мушкетёров» забаррикадировали в погребе в Амьянс, он от скуки выпил за две недели сто пятьдесят бутылок вина. И не замёрз, а там было сыро. Бабушка же не обидится, если мы откупорим одну бутылку вина?

– Прекрасная мысль! – воскликнул Гига. – Но нам нечем открывать. Поэтому у меня есть идея получше! Сейчас май – как раз время открывать квеври! И мы откроем. Самое маленькое – на двадцать литров.

– А чем зачёрпывать?

Не будем же мы лакать его как из миски… – подумала я, но вслух не сказала.

Гига мотнул головой в край зала:

– Для этого есть специальное приспособление. – И в две секунды принёс оттуда нечто, похожее на громадный половник.

Гига наклонился над одной из каменных крышек, напряжённые мышцы атлета вздулись под рубашкой. Он проделал какие-то манипуляции, помог ногой и крышка сдвинулась с мёртвой точки.

Ещё немного, и мы вдвоём нависли над огромным горлышком врытого в землю квеври. Из подземного кувшина запахло терпко и густо – так, что у меня сразу голова закружилась. Боже, но я ведь не пью! Хотя что делать…

Гига зачерпнул и протянул мне половник.

– Мы с вами не успели ещё монастырь Давид-Гореджи посмотреть. Зато будем первыми, кто попробовал вино в этом году! Это очень, очень хороший знак, почти священный! Ведёт к большой удаче и к… любви.

Запах пьянил, тёмная жидкость завораживала, холод пронизывал до косточек.

– Главное, не перепить господина Атоса, – вздохнула я и отхлебнула из половника терпкого, вкусного вина с хорошей кислинкой, моя голова закружилась ещё сильнее, и вдруг я недоуменно взглянула на Гигу. – Погодите, вы только что флиртовали со мной?

– Как и все последние дни, – улыбнулся Гига. – Спасибо, что заметили.

15

Мы мчались по трассе, выходящей из Тбилиси, с крейсерской скоростью ишака.

– Прости, дорогой, – разводил руками Тамаз, – видишь, пробки? Откуда? Почему-у? Сам удивляюсь!

Вокруг ползли, кряхтя и фыркая, большегрузы, теснились легковушки, потели автобусы.

– Не мог объехать? У вас нет, что ли, навигатора с указанием пробок? – бурчал я.

– Почему нет? Есть! Но не включил. Зачем?

– Чёрт!

Мне не терпелось увидеть Катю. Что я собственно делал без неё и как дышал? Сейчас, когда мне ясно дали понять, что будут строить козни и не позволят встретиться, я вдруг отчётливо осознал, что уже несколько дней задыхаюсь. Без неё. Я посмотрел с завистью на мотоциклиста, лихо объехавшего скопление автомобилей и исчезнувшего за поворотом.

– У вас тут байки дают в аренду? – спросил я.

– Что ты?! – даже обиделся Тамаз. – Только хорошие машины. Зачем байки? Не надо торопиться дорогой, посмотри: вон речка, вон горы. Они никуда не торопятся. Потому и тысячу лет стоят.

– Миллионов, – поправил я.

– Во-от! Тем более, зачем торопиться?

– У меня короче срок годности.

Час насмарку, и мы, наконец, поехали по-человечески. Однако скоро Тамаз свернул с автомагистрали на просёлочную дорогу.

– Зачем? – не понял я.

– Через два километра оптовый рынок, снова встрянем. А так в лучшем виде объедем. Не волнуйся, дорогой!

И мы понеслись. Сначала было почти прилично, потом так же, как я с Маруськой играю: «по кочкам, по кочкам, по аленьким цветочкам…» и, естественно, яма не заставила себя долго ждать. Автомобиль тряхнуло, мы подпрыгнули, выскочили из ямы и послышался нехороший звук.

Тамаз ударил по тормозам так, что мы чуть не перевернулись, и остановился. Вышел. Я тоже.

– Вайме! Колесо пробило!

Солнце выглядывало из-за облаков и парило, как в бане. Я снял пиджак, разглядывая голубые горы вдали и желто-зелёные луга вокруг. Желудок сообщил подвыванием, что последний раз я нормально ел в московском аэропорту. У Катиной старушенции толком и не притронулся ни к чему. Тамаз возился с запаской, как сонный орангутан: и так колесо приставит, и эдак. Почешет в затылке, полюбуется на пролетающую птичку, заглянет в багажник с надеждой, словно оттуда должен выскочить мистер Мускул и бодро поменять колесо под песню из рекламы. Не выскочил. Тамаз зевнул и снова почесался. Других машин за версту не было видно. Потому я не выдержал, закатал рукава и сказал: